Sexpionage

https://kazantravel.ru/	Whatsapp: +7 927 033-11-33 Doesn't work
https://startravel.ru/					Emailed on site.
Tours by locals - Kazan					Emailed 2 people
https://kazan-kremlin.ru/posetitelyam/kontakty/					Emailed all people
Kazan tourist information center https://kazantravel.ru/en/about/	8 800 333 03 19 +7(917) 2-305-605	4 Pushkina St. (“Tatarstan Hotel”)	Su: 9.00 – 13.00 Mo: 10.00 – 18.00 Tu: 10.00 – 18.00		Emailed two centers
http://www.royal-kazan.ru/

http://www.royal-kazan.ru/ (843) 226-05-11 (843) 226-10-11 royal-kazan@yandex.ru

http://www.kazantur.ru/ 7(843)210-09-02 21-009-21 priem@kazantur.ru

http://tour-kzn.ru/

http://inteltourkazan.ru/index.php/ru/ +7(843)526-01-16 +7(843)526-01-17 info@itk16.ru

https://www.tatturist.ru/ kazanexc@mail.ru +7 967 467 05 83 WhatsApp

http://www.volga-tour.ru/ +7 843 292 62 62 stolitsa@volga-tour.ru

http://www.otdohnu.ru/ magellan_tr@mail.ru +7 (966) 260-63-60

https://visitkazan.ru/ visitkzn@pgrata16.ru tour@pgrata16.ru

https://tokzn.ru/ 8 800 500 18 64 INFO@TOKZN.RU

English schools

https://premiumenglish.ru/contacts/ info@premiumenglish.ru

https://www.alibra.ru/ info@alibra.ru

https://www.languagelink.ru/centers/kazan/kazan/#map-section kazan@languagelink.ru

https://iskazan.com/ info@iskazan.com

http://lf-world.com/ lfschool@bk.ru

http://shkolasolnce.ru/

Hello, I am an American lawyer who has lived in Moscow for 4 years. I am here visiting Kazan this week (March 7). I want to visit the Kazan, Tatarstan "State School 4" Ленинская техническая школа on the Volga river. The USSR sex spy school as portrayed in the book and movie "Red Sparrow". I want to pay for the location, pay for a tour, or please share any information that you have about this site.

Я американский юрист, который прожил в Москве 4 года. Я здесь в Казани на этой неделе (7 марта). Хочу посетить казанскую, татарстанскую "Государственную школу 4" Ленинская техническая школа на Волге. Школа секс-шпионов СССР, как изображено в книге и фильме "Красный воробей". Я хочу заплатить за местоположение, заплатить за тур или, пожалуйста, поделитесь любой информацией, которая у вас есть об этом сайте.

Red Sparrow book

Three kilometers north, around a bend in the river, the steeples and minarets around the Kazan Kremlin could just be seen in the morning haze.

Articles

WIKIPEDIA: https://en.wikipedia.org/wiki/Sexpionage#Soviet_and_Russian_sexpionage

Reviews of movie - Sex and Soviet espionage book

https://www.film.ru/articles/seks-za-rodinu

Book name: «Секс и советский шпионаж» Author: Инна Свеченовская

ISBN 5-7654-1502-4

“Sex and Soviet espionage”. The book was first published in 2002 by the publishing house Olma-Press. Inna Svechenovskaya

https://books.google.ru/books?id=YB1SkNp7bSMC&hl=ru&source=gbs_navlinks_s

Text of biography.wikireading.ru

https://biography.wikireading.ru/200888

Russian	English
Section 1
https://biography.wikireading.ru/200888
Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино Раззаков Федор Любовь под колпаком, или «Ласточки» прилетели Любовь под колпаком, или «Ласточки» прилетели Агент «Зефир» работает в посольствах. – Агент Войтинская – Кто вы, Вера Инбер? – Где готовили «ласточек», или Техника сексуального обольщения. – Встреча с Джексоном Тейтом: случайность или задание? – Артист оперетты обольщает американку. – Зоя и Тейт: любовь под колпаком. – Американские шпионы. – УСС ищет подходы к Зое Федоровой. – Тейт покидает Москву, а Зоя ждет ребенка. – Дочь Виктория. За что арестовали агента «Зефир»? Итак, к концу войны Зоя Федорова была хорошо известна в посольствах США и Великобритании в Москве, поскольку была вхожа туда почти два с половиной года (с осени 1942 года). Она знала не один десяток сотрудников этих дипмиссий, начиная от послов и заканчивая обслуживающим персоналом. Особенно это касалось американского посольства, где в декабре 1943 года даже был устроен банкет в честь очередного дня рождения Зои. Собственно, в этом торжестве не было ничего криминального, учитывая, что именно в тот год советско-американские союзнические отношения достигли своего пика. Даже спецслужбы двух государств сделали попытку более тесного сотрудничества друг с другом. Для этого в декабре 1943 года в Москву прилетел шеф УСС Донован, который заключил соглашение с НКГБ об обмене разведывательной информацией при посредстве американской миссии в Москве. В результате УСС и НКГБ поделились сведениями о том, какие технические средства используют их агенты в оккупированной Европе. В обмен на разведданные о стратегических целях для бомбардировочной авиации и о положении в оккупированных странах УСС передало НКГБ миниатюрные фотоаппараты и шифровальное оборудование. Донован даже пытался организовать поездку сотрудников НКГБ в Вашингтон, но она не состоялась, несмотря на поддержку начальника штаба сухопутных войск Джорджа Маршалла и посла США в Москве Аверелла Гарримана. Это произошло из-за сопротивления шефа ФБР Эдгара Гувера, который смотрел на войну как на неприятный, но временный перерыв в его бесконечной охоте за коммунистами. В итоге «медовый месяц» советско-американских отношений продлится недолго. Впрочем, иного и быть не могло, учитывая кардинальные различия двух этих политических систем и тех целей, которые перед ними стояли. Как пишет историк Ф. Найтли: «…НКГБ знал, что противник (немцы. – Ф. Р.) заигрывает с союзниками с 1943 года. Отказ союзников допустить советских представителей к переговорам с Вольфом о капитуляции, казалось, подтверждал самые жуткие кошмары Сталина. Советский Союз открыто обвинил США в двойной игре. Сталин и Рузвельт обменялись едкими телеграммами. Союз военного времени рушился. Атмосфера менялась. УСС, не теряя времени, принялось эксплуатировать новую ситуацию. Оно поступило так прежде всего потому, что некоторые немецкие предложения содержали в себе очень соблазнительную приманку. Например, гестапо предлагало передать весьма ценные досье разведданных по Японии. В обмен требовалось согласие союзников прекратить огонь на Западном фронте и дать возможность Германии сдержать натиск русских. Этому предложению все же можно было противостоять. Но когда генерал Рейнхард Гелен, начальник восточной группы оперативного отдела немецкого Генштаба, перешел со своими людьми и всеми досье к американцам, он сделал предложение, устоять против которого не было никакой возможности. Генерал заявил, что располагает шпионской сетью на советской территории и что его агенты там готовы немедленно начать работать на УСС. После одобрения со стороны Вашингтона организация Гелена получила во Франкфурте помещение, и, хотя Советский Союз считался союзником США, люди Гелена осуществляли свои операции против коммунистов точно так же, как и при Гитлере; только теперь у них был другой хозяин – УСС. Однако УСС так легко стало на путь антикоммунизма, потому что это полностью отвечало его интересам. Донован всегда в глубине души надеялся, что УСС перерастет в разведывательное ведомство мирного времени. Еще в 1943 году он обсуждал с рядом генералов необходимость долгосрочной программы создания „независимой секретной службы Америки, действующей как во время мира, так и во время войны“. К 1944 году он далеко продвинулся в своих размышлениях. Теперь он задумывался о возможности создания „центральной разведывательной службы“, которая сконцентрировала бы свое внимание на сборе долгосрочной информации стратегического характера и координации деятельности всех государственных разведывательных служб…» Между тем в официальной биографии Зои Федоровой говорится, что ее взаимоотношения с иностранцами (в первую очередь с американцами и англичанами) были продиктованы сугубо прозаическими, бытовыми причинами. И никакой разведдеятельностью там и близко не пахло. Чуть позже в материалах следственного дела Зоя опишет эти отношения следующим образом:	A bullet for Zoe Fedorova, or the KGB makes a movie Razzakov Fedor Love under the hood, or "Swallows" flew Love under the hood, or "Swallows" flew Agent "Zephyr" works in the embassies. - Agent Voitinsky - Who are you, Vera Inber? - Where did the "swallows", or the Technique of sexual seduction, were prepared. - Meeting with Jackson Tate: an accident or an assignment? - An operetta artist seduces an American. - Zoe and Tate: love under the hood. - American spies. - The OSS is looking for approaches to Zoya Fedorova. - Tate leaves Moscow, and Zoe is expecting a baby. - Daughter Victoria. Why was the Zephyr agent arrested? So, by the end of the war, Zoya Fedorova was well known in the embassies of the United States and Great Britain in Moscow, since she had been in there for almost two and a half years (since the fall of 1942). She knew more than a dozen employees of these diplomatic missions, ranging from ambassadors to staff. This was especially true of the American embassy, ​​where in December 1943 a banquet was even organized in honor of Zoe's next birthday. Actually, there was nothing criminal in this celebration, given that it was in that year that Soviet-American allied relations reached their peak. Even the special services of the two states made an attempt to cooperate more closely with each other. For this, in December 1943, the OSS chief Donovan flew to Moscow, who concluded an agreement with the NKGB on the exchange of intelligence information through the American mission in Moscow. As a result, the OSS and the NKGB shared information on what technical means their agents use in occupied Europe. In exchange for intelligence on strategic goals for bomber aircraft and on the situation in the occupied countries, the OSS handed over to the NKGB miniature cameras and encryption equipment. Donovan even tried to organize a trip of the NKGB officers to Washington, but it did not take place, despite the support of the chief of staff of the ground forces George Marshall and the US ambassador to Moscow Averell Harriman. This was due to the resistance of the FBI chief Edgar Hoover, who looked at the war as an unpleasant but temporary break in his endless hunt for communists. As a result, the "honeymoon" of Soviet-American relations will not last long. However, it could not be otherwise, given the cardinal differences between these two political systems and the goals that they faced. As historian F. Knightley writes: “... The NKGB knew that the enemy (Germans. - F. R.) had been flirting with the Allies since 1943. The Allies' refusal to allow the Soviet representatives to negotiate with Wolf about surrender seemed to confirm Stalin's most terrible nightmares. The Soviet Union openly accused the United States of double play. Stalin and Roosevelt exchanged caustic telegrams. The wartime alliance collapsed. The atmosphere was changing. OSS, without wasting time, began to exploit a new situation. It did so primarily because some German proposals contained a very seductive bait. For example, the Gestapo proposed transferring very valuable intelligence files in Japan. In exchange, the consent of the Allies was required to cease fire on the Western Front and to enable Germany to contain the onslaught of the Russians. Nevertheless, this proposal could be resisted. But when General Reinhard Gehlen, the head of the eastern group of the operations department of the German General Staff, moved with his people and all the files to the Americans, he made an offer, against which there was no way. The general said that he had a spy network in Soviet territory and that his agents there were ready to immediately start working on the OSS. After approval from Washington, the Helena organization received premises in Frankfurt, and although the Soviet Union was considered an ally of the United States, the people of Helen carried out their operations against the Communists in the same way as under Hitler; only now they had another owner - OSS. However, the OSS so easily took the path of anti-communism, because it was fully in his interests. Donovan always deep down hoped that the OSS would grow into a peace intelligence agency. Back in 1943, he discussed with a number of generals the need for a long-term program to create an "independent American secret service, operating both in time of peace and during war." By 1944, he had advanced far in his thoughts. Now he was thinking about the possibility of creating a “central intelligence service”, which would concentrate on collecting long-term strategic information and coordinating the activities of all state intelligence services ... ” Meanwhile, the official biography of Zoya Fedorova says that her relationship with foreigners (primarily with the Americans and the British) was dictated by purely prosaic, domestic reasons. And there was no smell of any intelligence there. A little later, in the materials of the investigation, Zoya will describe these relations as follows: “I did not commit crimes against the Soviet government. The only thing that I consider myself guilty is in relations with foreigners,
Section 2
«Преступлений против советской власти я не совершала. Единственно, в чем я считаю себя виновной, это в связях с иностранцами, особенно с англичанами и американцами. Но это не были связи преступного характера. Я принимала их у себя на квартире, бывала в посольствах, посещала с ними театры, выезжала за город. Осенью 1942-го, посетив выставку американского кино, я познакомилась с корреспондентом американской газеты „Юнайтед пресс“ Генри Шапиро и до его отъезда в США в конце 1945-го поддерживала с ним личные отношения. Бывая на квартире Шапиро, я познакомилась с его приятелями: помощником военно-морского атташе США майором Эдвардом Йорком, сотрудником военной миссии майором Паулем Холлом, а также с лейтенантом Чейсом. Особенно близкие отношения у меня сложились с Эдвардом Йорком, а через него я познакомилась с контр-адмиралом Олсеном, английским журналистом Вертом, его женой Шоу, а также с редактором издающегося в СССР журнала „Америка“ Элизабет Иган. Но я не знала, что она – установленная разведчица. Мы с ней очень дружили. Она называла меня своей подругой и запросто бывала в доме. Она знакомила меня со своими друзьями. Через нее я познакомилась с руководителем редакции полковником Филипсом, его женой Тейси, а также с некоторыми другими сотрудниками. Я даже стала вхожа в посольство и военную миссию США. Американцы, в свою очередь, бывали у меня. Общалась я и с сотрудниками английской военной миссии майором Тикстоном и майором Нерсом. Я тоже знакомила иностранцев с людьми из своего окружения. Среди последних мои сестры Мария и Александра. Также – муж Марии артист Большого театра Синицын, художница „Союздетфильма“ Фатеева, сотрудница „Огонька“ Пятакова, моя школьная подруга Алексеева… Говоря откровенно, сборища в моей квартире нередко носили откровенно антисоветский характер. Собираясь вместе, мы в антисоветском духе обсуждали внутреннюю политику, клеветали на материальное благосостояние трудящихся, допускали злобные выпады против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Мы дошли до того, что в разговорах между собой обсуждали мысль о свержении советского правительства. Например, артист Кмит (исполнитель роли Петьки в фильме „Чапаев“. – Ф. Р.) в ноябре 1946 года заявил, что его враждебные настроения дошли до предела, в связи с чем он имеет намерение выпускать антисоветские листовки. Я и моя сестра Мария тут же выразили готовность распространять их по городу…» Теперь попробуем проанализировать эти показания. И сразу же обратим внимание на противоречия в словах актрисы. В начале своих признаний она упирает на том, что «никаких преступлений против советской власти не совершала», а в конце заявляет «обсуждали мысль о свержении советского правительства». И в каком из этих заявлений Зоя говорит правду, непонятно. Как и то, каким наивным и неосмотрительным человеком надо быть, чтобы приглашать к себе домой иностранцев и в их присутствии вести разговоры антисоветского характера. Неужели Зоя и ее коллеги не допускали того, что среди них может быть агент (или агенты) МГБ, которые тут же донесут об этих разговорах на Лубянку? А тут еще этот пассаж про листовки – верх детской наивности (если это, конечно, правда). Удивляет во всей этой истории и позиция ГУГБ. С осени 1942 года Зоя Федорова водит дружбу с иностранцами из нескольких посольств, а чекисты лишь наблюдают за этим и не предпринимают никаких действий. Например, что им мешало встретиться с актрисой и поставить вопрос ребром: либо вы работаете на нас против иностранцев, либо ваши встречи с ними разом прекращаются. Ведь трудно себе представить, чтобы чекисты упустили такой шанс – использовать возникшие симпатии иностранцев по отношению к актрисе (вспомним, что однажды ее день рождения был с большой помпой отмечен в посольстве США). Например, чекистам было хорошо известно о том, каким родом деятельности занимается Элизабет Иган в СССР на посту начальника Бюро информации посольства США. И вот, зная о том, что Зоя Федорова является ее близкой подругой, неужели у чекистов не возникло соблазна использовать актрису на поприще получения информации об Иган? Или у чекистов этого добра (заагентуренных актрис) было пруд пруди, что они посчитали лишним привлекать к этой деятельности еще и Зою Федорову? Но откуда такая расточительность? Разве лишний источник информации мог кому-то на Лубянке помешать? Обратим внимание на следующий факт. Активно встречаться с американцами и англичанами Зоя Федорова начала с осени 1942 года, когда те были нашими союзниками по антигитлеровской коалиции. Однако с апреля 1945 года, когда из жизни ушел президент США Ф. Рузвельт и к власти в Белом доме пришел Гарри Трумэн, отношения с теми же американцами у нас резко испортились. После этого война спецслужб еще сильнее обострилась, и посольство США в Москве стало главным объектом для оперативных разработок со стороны ГУГБ. А из этого вытекает то, что вхожесть Зои Федоровой в это посольство не могла остаться без внимания ГУГБ. Однако, согласно официальной версии (и показаниям самой актрисы),	“I did not commit crimes against the Soviet government. The only thing that I consider myself guilty is in relations with foreigners, especially with the British and Americans. But these were not criminal ties. I hosted them in my apartment, visited embassies, visited theaters with them, and went out of town. In the fall of 1942, when I visited an American cinema exhibition, I met the correspondent of the American newspaper United Press, Henry Shapiro, and until his departure to the United States in late 1945 I had personal relations with him. When I visited Shapiro’s apartment, I met his friends: Assistant US Naval Attache Major Edward York, Military Mission Officer Major Paul Hall, and Lieutenant Chase. I had a particularly close relationship with Edward York, and through him I met Rear Admiral Olsen, the English journalist Werth, his wife Shaw, and also the editor of the America magazine, published in the USSR, Elizabeth Egan. But I did not know that she was an established scout. We were very friends. She called me her friend and easily visited the house. She introduced me to her friends. Through her, I met with the editorial director, Colonel Philips, his wife Theisy, as well as some other employees. I even entered the US embassy and military mission. The Americans, in turn, have been with me. I also communicated with employees of the English military mission, Major Thickston and Major Nurs. I also introduced foreigners to people from my environment. Among the last are my sisters Maria and Alexandra. Also - Maria’s husband, artist of the Bolshoi Theater Sinitsyn, artist of Soyuzdetfilm Fateeva, employee of Ogonyka Pyatakova, my school friend Alekseeva ... Frankly, the gatherings in my apartment were often openly anti-Soviet. Gathering together, we discussed domestic politics in an anti-Soviet spirit, slandered the material well-being of the working people, and made malicious attacks against the leaders of the CPSU (b) and the Soviet government. We got to the point where in conversations among themselves we discussed the idea of ​​the overthrow of the Soviet government. For example, artist Kmit (the performer of the role of Petka in the film “Chapaev.” - F. R.) in November 1946 stated that his hostile moods had reached the limit, and therefore he had the intention to issue anti-Soviet leaflets. "My sister Maria and I immediately expressed their readiness to distribute them around the city ..." Now let's try to analyze these readings. And immediately pay attention to the contradictions in the words of the actress. At the beginning of her confessions, she rests on the fact that “she did not commit any crimes against the Soviet power”, and at the end she says “they discussed the idea of ​​overthrowing the Soviet government”. And in which of these statements Zoe speaks the truth, it is not clear. As well as what a naive and imprudent person you must be in order to invite foreigners to your home and in their presence to conduct conversations of an anti-Soviet nature. Really Zoe and her colleagues did not admit that among them may be an agent (or agents) of the MGB, who immediately report these conversations to the Lubyanka? And here is this passage about leaflets - the top of children's naivety (if this, of course, is true). Surprising in this whole story is the position of the GUGB. Since the autumn of 1942, Zoya Fedorova has been friends with foreigners from several embassies, and the Chekists only observe this and take no action. For example, what prevented them from meeting with the actress and raising the question a bit: either you work for us against foreigners, or your meetings with them stop immediately. After all, it is hard to imagine that the KGB would miss such a chance - to use the sympathy of foreigners for the actress (we recall that once her birthday was celebrated with great fanfare at the US Embassy). For example, the Chekists were well aware of what kind of activity Elizabeth Egan was engaged in in the USSR as head of the Information Bureau of the US Embassy. And now, knowing that Zoya Fedorova is her close friend, did the security officers not be tempted to use the actress in the field of obtaining information about Egan? Or did the Chekists of this good (acted actresses) have a dime a dozen that they considered superfluous to involve Zoya Fedorova in this activity as well? But where does such extravagance come from? Could an extra source of information have prevented someone from Lubyanka? Let us pay attention to the following fact. Zoya Fedorova began to actively meet with the Americans and the British in the autumn of 1942, when they were our allies in the anti-Hitler coalition. However, since April 1945, when US President F. Roosevelt passed away and Harry Truman came to power in the White House, relations with the same Americans have sharply deteriorated. After that, the war of special services escalated even more, and the US Embassy in Moscow became the main object for operational development by the GUGB. And from this it follows that the entry of Zoya Fedorova into this embassy could not remain without the attention of the GUGB. However, according to the official version (and the testimony of the actress herself)
Section 3
чекисты почему-то не стали использовать прекрасные возможности Зои на ниве агентурной деятельности. То есть осенью 1941 года предполагалось задействовать актрису на этой ниве против немецких оккупантов, а против американцев почему-то этого делать не захотели. Весьма странная позиция. Странная до тех пор, пока мы мыслим именно в этом направлении. А если направление нашей мысли изменить, то в голову приходят уже иные выводы. Какие? Например, о том, что чекисты вовсе не были столь расточительными и беспечными в отношении Зои Федоровой. Целых четыре (!) года они наблюдали за ее встречами с иностранцами не просто так, а с умыслом. Эти встречи только внешне выглядели как обычные, а на самом деле являлись оперативной игрой, где актриса только исполняла роль невинной простушки, а на самом деле агентурила на чекистов. И в свете этого уже не кажутся наивными поступки Зои, вроде ее антисоветских разговоров в кругу своих гостей. Эти беседы, судя по всему, заводились специально, чтобы вызвать симпатию у иностранцев – у той же Элизабет Иган, например. С помощью таких разговоров можно было легко втереться в доверие к американцам и прослыть среди них диссидентом. Точно так же Зоя вела себя перед войной и с сотрудниками немецкого посольства. Так что можно смело предположить, что вовсе не простушкой и болтушкой была Зоя Федорова, а опытной разведчицей, которая весьма эффективно работала в среде иностранцев из числа врагов советского строя. Вот и любовь с теми же иностранцами агент «Зефир», судя по всему, тоже «крутила» по заданию ГБ. С тем же Эдвардом Йорком, например, или чуть позже с Джексоном Тейтом. Вообще эта тема – интимные отношения агентов с объектами агентурных разработок – тема для специального разговора. Как известно из истории, такого рода деятельностью занимались многие разведчицы-шпионки. Взять ту же голландскую танцовщицу Мату Хари, которая в годы Первой мировой войны агентурила на немецкую разведку. В Советском Союзе тоже были свои «маты хари» – например, киноактриса Лариса Кронберг-Соболевская, которая будет задействована в операции по вербовке посла Франции в СССР Мориса Дежана (рассказ об этом нас еще ждет впереди). Но эта история из конца пятидесятых. А ведь чекисты начали использовать своих агентесс на «соблазнительной» ниве гораздо раньше – еще в двадцатые годы. Например, за подобного рода операции в среде творческой интеллигенции отвечал уже известный нам Яков Агранов, который использовал в этом деле балерин Большого театра, а также киношных и театральных актрис. Не оставались в стороне и работницы литературного фронта. Однако на этом поприще иногда случались непредвиденные отказы, как это произошло с писательницей Ольгой Войтинской (1905). Она родилась в Москве и рано занялась политикой – в шестнадцать лет возглавила культпросвет в Евпаторийском окружкоме комсомола. В 1928 году она закончила МГУ и спустя три года возглавила кафедру в Институте красной профессуры. В те же годы она попала в обойму литературных комиссаров, которым предстояло ликвидировать РАПП и провести реорганизацию литературной печати. На этой ниве она заимела себе влиятельных врагов – например, Александра Фадеева. Но Войтинская была железной женщиной, поэтому мало кого боялась, поскольку была еще и идейным человеком. Именно на этой почве в 1938 году она и согласилась стать агентом НКВД. Тогда же она возглавила весьма влиятельное издание – «Литературную газету». Однако в своей агентурной деятельности Войтинская столкнулась с неприемлемым приказом со стороны чекистов – ей предложили стать любовницей писателя Федора Панферова – бывшего рапповца, главного редактора журнала «Октябрь» (с 1931-го) и автора знаменитого четырехтомного романа «Бруски» (1928–1937). На тот период Панферов еще не был женат на писательнице А Коптяевой, поэтому чекисты предложили Войтинской «разделить с ним ложе», чтобы иметь непосредственную информацию о нем непосредственно из его дома. Но Войтинская наотрез отказалась от этого предложения и даже пожаловалась… самому Сталину. Это письмо она написала 30 января 1939 года, приведем его полностью:	or some reason, the Chekists did not begin to use the excellent opportunities of Zoe in the field of undercover activity. That is, in the fall of 1941, it was supposed to use the actress in this field against the German invaders, but for some reason they did not want to do this against the Americans. A very strange position. Strange as long as we think in that direction. And if the direction of our thought is changed, then other conclusions come to mind. What kind? For example, that the Chekists were not at all so wasteful and careless in relation to Zoya Fedorova. For four (!) Years they watched her meetings with foreigners not just like that, but with intent. These meetings only outwardly looked like ordinary ones, but in reality they were an operational game, where the actress only played the role of an innocent simpleton, but in fact she was an agent on the Chekists. And in the light of this, Zoe’s actions, like her anti-Soviet conversations among her guests, no longer seem naive. Apparently, these conversations were started specially to arouse sympathy among foreigners - at the same Elizabeth Egan, for example. With the help of such conversations one could easily rub oneself in the credibility of the Americans and become known as a dissident among them. In the same way, Zoe behaved before the war and with the employees of the German embassy. So we can safely assume that Zoya Fedorova was not a simpleton and a talker, but an experienced reconnaissance woman who worked very effectively among foreigners from among the enemies of the Soviet system. Here is the love with the same foreigners, the agent “Zephyr”, apparently, also “twisted” on the instructions of the GB. With the same Edward York, for example, or a little later with Jackson Tate. In general, this topic - the intimate relations of agents with objects of undercover developments - is a topic for a special conversation. As is known from history, many spy scouts were engaged in such activities. Take the same Dutch dancer Mato Hari, who during the years of the First World War, was an agent for German intelligence. The Soviet Union also had its own “Hari mates" - for example, film actress Larisa Kronberg-Sobolevskaya, who will be involved in the recruitment of the French ambassador to the USSR Maurice Dejan (a story about this is yet to come). But this story is from the late fifties. But the Chekists began to use their agents on the "seductive" field much earlier - back in the twenties. For example, Yakov Agranov, already known to us, was responsible for such operations among creative intelligentsia, who used the Bolshoi ballerinas, as well as cinema and theater actresses in this business. Workers of the literary front did not stand aside. However, unexpected failures sometimes occurred in this field, as happened with the writer Olga Voitinsky (1905). She was born in Moscow and took up politics early - at the age of sixteen she headed the cultural enlightenment in the Yevpatoria district committee of the Komsomol. In 1928, she graduated from Moscow State University and three years later headed the department at the Institute of Red Professors. In those same years, she fell into the cage of literary commissioners who were to liquidate the RAAP and reorganize the literary press. In this field, she got herself influential enemies - for example, Alexander Fadeev. But Voitinsky was an iron woman, so few people were afraid, because she was also an ideological person. It was on this basis in 1938 that she agreed to become an agent of the NKVD. Then she headed a very influential publication - Literary Newspaper. However, in her intelligence activities, Voitinsky faced an unacceptable order from the Chekists - she was offered to become the mistress of the writer Fedor Panferov, a former rappist, editor-in-chief of the October magazine (from 1931) and the author of the famous four-volume novel Brusky (1928–1937) . At that time, Panferov was not yet married to the writer A Koptyaeva, so the Chekists suggested that Voitinsky “share a bed with him” in order to have direct information about him directly from his house. But Voitinskaya flatly refused this offer and even complained ... to Stalin himself. She wrote this letter on January 30, 1939, we give it in full:
Section 4
«Товарищ Сталин! Тов. Фадеев на широком заседании информировал о решении ЦК по ряду вопросов, в частности, по вопросу о „Литературной газете“. Опираясь на беседу с Вами, тов. Ждановым и тов. Молотовым, он говорил обо мне как человеке беспринципном, не оправдавшем доверия партии. Он даже сказал, что, мол, в Литгазете в качестве редакторов всегда сидели враги народа, противопоставлявшие себя союзу писателей. И выходило, что я проводила в газете вражескую работу, делала антипартийное дело. Я не считала возможным давать справки на этом заседании. Прием представителей Союза писателей, такое огромное радостное событие для литературы, что стыдно было говорить о своих делах. Да и судьба моя не имеет значения в таком большом политическом деле. Но меня убивает мысль, что Вам – нашему вождю и учителю – меня представили как антипартийного человека, преследующего какие-то личные цели. Речь идет о моей чести как коммуниста, о том, как я оправдываю высокое звание члена партии. В ноябре месяце я была назначена заместителем главного редактора „Литературной газеты“, редактора назначено не было, и я все это время и. о. редактора. Мне было трудно потому, что одновременно я вела разведывательную работу по заданию органов НКВД. Поэтому бывало, что в газете я не имела права выступать против людей, о которых я знала, что они враги. Как редактор я обязана была выступать против Кольцова. Год тому назад я сообщила в Отдел печати, что, по моим предположениям, по заданиям Мроцкого ведется вредительская работа по отношению к иностранным писателям. Я предполагала, что Кольцов, Динамов осуществляют план, связанный с убийством Горького. Мне были известны некоторые политические настроения Кольцова, его морально-бытовое разложение. Но как работник НКВД я обязана была установить связь с Кольцовым и не могла открыто выступать против него. Поэтому я сигнализировала Никитину о неблагополучии в Жургазе, но продолжала печатать Кольцова. Как редактор я обязана была открыто бороться против Никитина, которому с некоторых пор я перестала политически доверять. Еще в октябре месяце я заявила в НКВД о ряде фактов, характеризующих политическую линию Никитина… Никитин покровительствовал редакторам, идущим на поводу у врагов народа и травил людей, выступавших против врагов. В ноябре я передала письменное заявление в НКВД, и мне было предложено вести разведывательную работу. Следовательно, я уже открыто не могла бороться против Никитина и его группы. Как редактор газеты я обязана была выступать против Инбер, организовавшей антисоветский литературный салон. Однако и это я по приказанию из НКВД делать не могла. Ведя разведывательную работу, я знала об антисоветских настроениях Федина, об его политически вредной роли в литературе. Однако интересы разведки требовали, чтобы я была в хороших отношениях с Фединым, следовательно, я не могла выступать против него в газете. Особенно тяжела была история с Панферовым. Я очень хорошо к нему относилась, и день, когда я перестала ему верить, был самым тяжелым в моей жизни. Я говорила Журбенко (начальник 4-го отдела 1-го управления ГУГБ НКВД А С. Журбенко. – Ф. Р.), что за Панферовым стоит или Попов, или Варейкис, или Постышев, и кто-то из них враг. Это было до разоблачения Варейкиса и Постышева. Затем Панферов рассказал мне о дневнике Постышева, направленном против ЦК, затем стала ясной роль Варейкиса. Как редактор, я, зная это, обязана была выступить против Панферова. Мне было это легче, чем притворяться по отношению к человеку, когда-то мне очень дорогому. Но НКВД требовало разведывательной работы, больше того, одно время требовали, чтобы я стала его любовницей, меня упрекали, что я плохая коммунистка, что для меня личное важнее партийного. Я знала, что моя жизнь принадлежит партии, но стать любовницей врага я не могла. Во всяком случае, я не могла выступить против него в печати. Все это можно проверить в НКВД. Только примеры такого рода могут предъявить мне, обвиняя в нерешительности и непоследовательности, в отсутствии принципиальной линии. Эти годы были для меня суровой школой. По своей работе я непосредственно сталкивалась с врагами, я слышала террористические разговоры, я ощущала их ненависть к нам, ко всему народу, я никогда не забуду разговоров с Франкфуртом (Сергей Франкфурт – в 1934–1936 годах уполномоченный Наркомата тяжелой промышленности по Орско-Халиловскому промышленному району Оренбургской области. – Ф. Р), когда я с ним виделась по заданию НКВД. Он говорил о народе как о стаде баранов, он с ненавистью говорил о ЦК. А я боялась одного, что мой голос, выражение лица выдаст мою ненависть, что я провалю задание… В партийной организации, бывало, возникали дела, меня обвиняли в тех или иных связях. Я знала, что НКВД может помочь мне только в самом крайнем случае и что партия знает об этом. Мне бывало трудно, но я гордилась тем, что как бы участвую в войне с врагами и что партия знает об этом. И вот Фадеев, Павленко – вам, руководителям партии, говорят о том, что я плохая коммунистка. Очень тяжелая атмосфера в литературной среде, трудно даже поверить в возможность существования таких нравов. Сейчас, говоря от Вашего имени, Фадеев пытается расправиться со мной, это не к его чести, так как он знает, что я честная коммунистка. Товарищ Сталин! Если я виновата – я сумею по-партийному встретить любое взыскание. Но я не могу понять, в чем я виновата, и, самое главное, я не могу выдержать мысли, что вы думаете обо мне дурно. Простите, что пишу бессвязно. Мне очень тяжело. О. Войтинская. Г-1-79-71, Большая Дорогомиловская, 10, кв. 52».	"Comrade Stalin! Comrade Fadeev at a wide meeting informed about the decision of the Central Committee on a number of issues, in particular, on the issue of Literary Newspaper. Based on a conversation with you, comrade Zhdanov and comrade Molotov, he spoke of me as an unprincipled person who did not justify the confidence of the party. He even said that supposedly in the Literary Gazette there were always enemies of the people who opposed themselves to a writers' union as editors. And it turned out that I was conducting enemy work in the newspaper, doing the anti-party affair. I did not consider it possible to give inquiries at this meeting. The reception of representatives of the Writers' Union was such a huge joyful event for literature that it was embarrassing to talk about your affairs. And my fate does not matter in such a big political case. But it kills me to think that you, our leader and teacher, have been introduced to me as an anti-Party person pursuing some personal goals. It is about my honor as a communist, about how I justify the high rank of party member. In November, I was appointed deputy editor-in-chief of Literary Newspaper, no editor was appointed, and all this time I did. about. the editor. It was difficult for me because at the same time I was conducting intelligence work on the instructions of the NKVD bodies. Therefore, it happened that in the newspaper I had no right to speak out against people of whom I knew that they were enemies. As an editor, I was obliged to speak out against Koltsov. A year ago, I reported to the Press Department that, according to my assumptions, according to the instructions of Mrotsky, wrecking work was being carried out in relation to foreign writers. I assumed that Koltsov and Dynamos were carrying out a plan related to the murder of Gorky. I was aware of some of Koltsov’s political moods and his moral degradation. But as an employee of the NKVD I was obliged to establish contact with Koltsov and could not openly oppose him. Therefore, I signaled Nikitin about trouble in Zhurgaz, but continued to print Koltsov. As an editor, I was obliged to openly fight against Nikitin, whom for some time I had ceased to politically trust. Back in October, I announced to the NKVD about a number of facts that characterize Nikitin’s political line ... Nikitin patronized editors following the enemies of the people and poisoned people who opposed the enemies. In November, I submitted a written statement to the NKVD, and I was asked to conduct intelligence work. Consequently, I could no longer openly fight against Nikitin and his group. As an editor of a newspaper, I was obliged to speak out against Inber, who had organized an anti-Soviet literary salon. However, I was not able to do this by order of the NKVD. Conducting intelligence work, I knew about Fedin’s anti-Soviet sentiment, about his politically harmful role in literature. However, intelligence interests demanded that I have a good relationship with Fedin, therefore, I could not speak out against him in the newspaper. The story with Panferov was especially difficult. I treated him very well, and the day when I stopped believing him was the hardest in my life. I told Zhurbenko (the head of the 4th department of the 1st Directorate of the NKVD GUGB A S. Zhurbenko. - F. R.) that either Panov, Vareikis, or Postyshev was behind Panferov, and one of them was the enemy. This was before the exposure of Vareikis and Postyshev. Then Panferov told me about Postyshev’s diary directed against the Central Committee, then the role of Vareikis became clear. As an editor, knowing this, I was obliged to speak out against Panferov. It was easier for me than pretending to be with someone who was once very dear to me. But the NKVD demanded intelligence work, moreover, at one time they demanded that I become his mistress, they reproached me that I was a bad communist, that for me personal was more important than party. I knew that my life belonged to the party, but I could not become the mistress of the enemy. In any case, I could not speak out against him in print. All this can be checked in the NKVD. Only examples of this kind can be presented to me, accusing me of indecision and inconsistency, of the absence of a principled line. These years have been a harsh school for me. In my work, I was directly confronted with enemies, I heard terrorist conversations, I felt their hatred for us, for all the people, I will never forget conversations with Frankfurt (Sergey Frankfurt - in 1934-1936 authorized by the People’s Commissariat of Heavy Industry for the Orsk-Khalilov Industrial district of the Orenburg region. - F. R) when I saw him on behalf of the NKVD. He spoke of the people as a herd of sheep; he spoke with hatred of the Central Committee. And I was afraid of one thing, that my voice, facial expression would betray my hatred, that I would fail the task ... In a party organization, it happened that things arose, they accused me of various ties. I knew that the NKVD could help me only as a last resort and that the party knew about it. It was hard for me, but I was proud that I was kind of participating in a war with enemies and that the party knew about it. And now Fadeev, Pavlenko - you, the party leaders, are told that I am a bad communist. [next 5000] pitiful atmosphere in the literary environment, it is difficult to even believe in the possibility of the existence of such morals. Now, speaking on your behalf, Fadeev is trying to deal with me, this is not to his credit, since he knows that I am an honest communist. Comrade Stalin! If I am guilty - I will be able to meet any penalty in a party way. But I cannot understand what I am to blame for, and, most importantly, I cannot stand the thought that you think badly of me. Sorry to write incoherently. It’s very hard for me. O. Voytinskaya. G-1-79-71, Bolshaya Dorogomilovskaya, 10, apt. 52. "
Section 5
Обратим внимание на следующие строки этого письма: «В партийной организации, бывало, возникали дела, меня обвиняли в тех или иных связях. Я знала, что НКВД может помочь мне только в самом крайнем случае и что партия знает об этом. Мне бывало трудно, но я гордилась тем, что как бы участвую в войне с врагами и что партия знает об этом…» Вполне вероятно, что и агент «Зефир» тоже не раз испытывал подобные же чувства, когда вынужден был вступать в тесный контакт с теми же иностранцами, которые большинством советских людей воспринимались как враги советского строя. И НКВД не всегда мог прийти на помощь своему агенту, поскольку в таком случае могла последовать его расконспирация. Поэтому, когда те же киношные власти ставили палки в колеса Зои Федоровой и «прокатывали» ее с некоторыми ролями, НКВД не мог вмешаться в эту ситуацию по упомянутой причине. Кто такая Вера Инбер, открывшая в Москве «антисоветский салон»? Это одесская еврейка, начавшая свой литературный путь на ниве поэзии еще до революции, во время пребывания в Париже и Цюрихе (в 1910–1914 годах). Кстати, после победы большевиков Инбер, переехав в Москву, стала журналистом и продолжала часто ездить за границу: только в 19241926 годах она посетила Париж, Брюссель, Берлин – города, где сосредоточилась белая эмиграция. Что наводит на мысль о том, что Инбер вполне могла выполнять конфиденциальные поручения ОГПУ. Вот и возможность иметь на своей московской квартире в Камергерском переулке, дом 2, светский салон (именно о нем и пишет в своем письме О. Войтинская) тоже из этого же ряда предположений – такие салоны в СССР существовали под «колпаком» чекистов. Но Войтинская об этом могла не знать, отсюда и ее негодование по поводу анти-советскости этого салона. Такого рода заведения были своего рода мини-«трестами» (по аналогии с «Операцией „Трест“»), служившими приманками для интеллигенции, с помощью которых чекисты следили за настроениями в этой среде и выявляли неблагонадежных лиц. Подобный же салон существовал и в квартире Зои Федоровой по адресу: улица Горького, дом 17, квартира 59. В таких салонах его участники не только общались, ведя разговоры на разные темы, но и заводили друг с другом интимные связи, поскольку лучшего места для таких отношений трудно было себе найти. Под патефонную музыку, в полумраке, да еще опрокинув в себя несколько бокалов шампанского, такого рода сближение происходило естественным образом. Кому-кому, а чекистам об этом было хорошо известно, поскольку еще в 1931 году в Подмосковье была открыта Специальная Ленинская техническая школа ГПУ. В нем было два подразделения: мужское и женское. Чуть позже на сленге тамошних курсантов их назовут «Воронья Слободка» (мужчины – «Вороны») и «Ласточкино Гнездо» (женщины – «Ласточки»). В этом заведении будущих агентов специально обучали технике применения сексуальных ловушек, причем именно этот курс составлял важнейшую часть их подготовки. Курсанты получали обширную информацию о сексуальных нравах в странах, где им предстояло действовать. Для того чтобы освоить специфику сексуального поведения, они просматривали множество литературы, начиная от индийской «Камасутры» и заканчивая порнокартинками (чуть позже в этот курс войдет и просмотр порнофильмов из разных стран). Помимо этого, курсантов обучали технике владения своим телом и чувствами в сексуальной обстановке. Их учили самым различным техникам обольщения. Как гласит легенда, в этой школе обучались будущие суперагенты НКВД Рихард Зорге и Николай Кузнецов. К сожалению, фамилии курсанток с факультета «Ласточкино гнездо» до сих пор хранятся в тайне. Впрочем, про одну «ласточку» информация просочилась – про Лидию К., которая, будучи полковником КГБ, возглавляла подобную школу в заброшенном местечке Верхоной близ Казани. Еще в самом начале пятидесятых Лидия агентурила в ФРГ, во Франкфурте-на-Майне, где открыла роскошный салон красоты и массажа в центральной части города. Лидия завербовала наиболее красивых местных девушек и хорошо платила им, чтобы использовать в качестве высококлассных проституток, которые работали с богатыми клиентами: дипломатами, политиками, бизнесменами, журналистами. Все их действия и разговоры в постели записывались на видео и аудиопленки, которые затем переправлялись контрабандой в ГДР для обработки. После чего они использовались либо немедленно для шантажа жертв с целью получения от них секретных сведений, либо хранились на будущее, до нужного момента. В ФРГ Лидия работала до середины 1965 года, сумев за полтора десятка лет принести массу пользы КГБ, завербовав на компромате десятки ценных агентов. Ее последней вербовкой был американец Глен Рорер, сотрудник учебно-оперативного центра ЦРУ в Оберурцеле (в десяти милях от города Аутвардли). Став завсегдатаем «салона Лидии», он стал работать на КГБ, выдав внушительную агентурную сеть со многими именами и адресами. Но в августе 1965 года ЦРУ заподозрило его в измене, после чего в Москве было принято решение отозвать из ФРГ как Лидию, так и Глена. После возвращения на родину Лидии присвоили звание полковника и назначили директором школы в Верхоное. Юноши и девушки в это заведение отбирались со всего Советского Союза. Причем в первую очередь тщательно изучалось их прошлое и проверялась политическая благонадежность. Красота являлась главным квалификационным качеством, но не меньшее внимание обращалось на интеллект и актерские способности. А если будущий курсант еще владел и каким-нибудь из европейских языков, то это увеличивало его шансы быть зачисленным в верхонойскую школу. Учеба там считалась престижной, поскольку позволяла выпускникам встречаться с иностранцами и выезжать за границу. Одним из самых важных предметов в школе был курс сексуального обольщения. Читаем в одном из материалов о школе подобного типа: «…Перебежчик Александр Демидов передал офицерам разведки во всех деталях картину жизни в Ленинской технической школе. Сын чешского армейского офицера Демидов был отобран потому, что бегло говорил по-русски, а его мать родилась в Москве. Он был послан в шпионскую школу в 1966 году и вспоминал, что форма состояла из широких брюк, свитера и кедов. „Никто не носил знаков различия, но мы подчинялись строжайшей дисциплине. Занятия обычно проходили с классом численностью около тридцати человек, но были и более мелкие группы для специальных курсов. Время от времени инструктор присылался из Москвы для специальных и совершенно секретных тренировок. Основной курс включал политику, экономику, криминологию, шифровальное дело, фотографию и методы установления и поддержания контакта с резидентом" Студентам постоянно подчеркивался зловещий характер их будущей профессии. „Лекции делились на две категории: «чистая» и «грязная» работа, – вспоминал Демидов. – Чистая работа включала методы вербовки применительно к людям, желающим работать на Советский Союз из идеологических соображений. Грязная работа включала методы взяточничества, вымогательства и шантажа. Нам показывали, как устраивать секс-ловушки и получать компрометирующий материал“. После лекций по грязной работе студенты применяли теорию на практике. Хотя они должны были главным образом использовать профессиональных „ласточек" и „воронов“ для организации ловушек, молодые мужчины и женщины при необходимости обязаны были использовать и свои собственные тела. „Прежде всего, мужчинам было приказано спать со своими подругами в общих спальнях, чтобы они могли освободиться от сексуальных запретов. Затем им приказано было заняться гомосексуальными действиями друг с другом. В этом не было намерения сделать их гомосексуалами, что было бы психологически невозможно, но нужно было расширить их сексуальные горизонты, если можно так выразиться. Если бы при своей жизни на Западе они оказались участниками какой-либо оргии, то они обязаны были бы заниматься с людьми обоего пола. Если, по их мнению, западного мужчину можно было бы шантажировать после того, как он будет иметь половую связь с агентом, то они обязаны были бы преодолеть возможное отвращение и спать с ним. На всех стадиях обучения подчеркивалось, что любое дело, которое пошло бы на пользу Советского Союза, должно быть сделано“. Демидов вспоминал, что „часто во время учебы студенты чувствовали недовольство, но в конечном счете они преодолевали свою слабость“…». Но вернемся к Зое Федоровой и событиям середины сороковых. После того, как в 1943 году иностранные дипмиссии вернулись из Куйбышева в Москву, в них снова стала устраиваться всевозможные рауты, на которых постоянно бывали представители советской элиты – в том числе и творческая интеллигенция. Известные актрисы играли среди них не последнюю роль. Однако большая их часть бывала в посольствах лишь иногда, по случаю, но были такие, кто, что называется, «дневал и ночевал» там. То есть был завсегдатаем в иностранных дипмиссиях. Такой актрисой была Зоя Федорова, которая в основном посещала американское и английское посольства, а вот, например, ее коллега Татьяна Окуневская чаще всего бывала в посольствах соцстран – югославском (там у нее был любовник – посол Владо Попович), венгерском, болгарском. Завсегдатаями американского и английского посольства в середине сороковых были еще несколько женщин: актриса Марина Фигнер (та самая, что была замужем за летчиком Рафаилом Капрэляном, но в конце войны они развелись), певица Юлия Запольская (она закончила Гнесинку и одно время пела в оркестрах Л. Утесова и К. Смирнова-Сокольского, затем выступала в московском кинотеатре «Повторного фильма») и др. Кстати, именно из этих женщин несколько американцев выберут себе жен. Речь идет о журналисте Генри Шапиро (женился на дочке профессора МГУ), экономическом советнике посла США Томе Уитни (с 1944 года он станет журналистом «Ассошиэйтед пресс» и влюбится в Юлию Запольскую), журналисты Гилмор и Стайгер. Наконец, помощник военно-морского атташе Джексон Тейт воспылает страстью к героине нашего рассказа – к Зое Федоровой. Тейт родился 15 октября 1898 года и начал свою морскую карьеру в качестве рядового бойца – в годы Первой мировой войны его зачислили во флот, где он стал одним из первых военно-морских авиаторов. А в 1919 году он впервые попал в Россию – отправился к адмиралу Колчаку, с которым познакомился еще в Америке, на лекции, читанной адмиралом для молодых военных. Цель у Тейта была прагматичная: он хотел помочь бывшему полярному исследователю, ставшему верховным правителем, скорректировать его линию в пользу уравновешенной западной демократии. Однако до адмирала Тейт не добрался – того уже расстреляли большевики. В этой истории интересно одно – по чьему заданию 21-летний Тейт отправился к Колчаку с разведывательной миссией? В 1923 году в качестве лейтенанта Тейт стал летчиком эскадрильи и на военно-морской и воздушной базе в Панаме командовал третьей эскадрильей торпедоносцев. Оттуда перешел в первую эскадрилью истребительной авиации, базировавшуюся на борту «Саратоги», а затем был переведен в Пенсаколу командиром учебной эскадрильи. За годы службы он обзавелся женой – Хильдой Эвери, которая родила ему дочь Жаклин. В начале тридцатых Тейт принял участие в съемках фильма «Адские водители», продемонстрировав серию фигур высшего пилотажа на самолете. На съемочной площадке он познакомился со звездами Голливуда: Кларком Гейблом и его женой Кэрол Ломбард, а также с Люсиль Болл, Дэзи Арнацем и др. К тому времени Тейт уже успел развестись с первой женой и обзавелся новой – Хелен Харрис. Это была вдова с четырьмя детьми на руках. В те годы Тейт служил командиром авиагруппы, базировавшейся на борту «Йорктауна», затем был направлен на Аляску с заданием переоборудовать военно-морскую базу в порту Ситка. А когда началась Вторая мировая война, ему было поручено перегнать авианосец «Альтамаха» («дырявое каноэ» на языке индейцев племени крик), в южный район Тихого океана. Спустя год капитан Тейт возвратился на родину, но вскоре отплыл из Сан-Диего в Карачи (Индия) с самолетами «Р-51» на борту. К этому времени он уже был в чине капитана. Он принимал участие в боевых операциях у островов Гвадалканал и Тарава. Тогда же распался его брак с Хелен. В 1944 году Тейта вернули в Штаты, где он занял пост заместителя начальника учебной базы в порту Корпус-Кристи, штат Техас. Однако отсиживаться в тылу ему не хотелось, и он стал искать возможности снова вернуться на передовую. Для этого ему пришлось использовать свои связи в военно-морской разведке. Тейт вылетел в Вашингтон, где встретился со своим приятелем – бывшим летчиком Полом Фостером, который был близким сподвижником тогдашнего президента США Ф. Рузвельта. В результате этой встречи Тейт получил новое назначение – в Москву, помощником военного атташе посольства США. Он был назначен военно-морским представителем при специальной военной миссии в Москве, возглавлявшейся генералом Джоном Дином и носившей кодовое название «Операция „Веха“». Ее целью было проведение бомбардировок Японии американскими самолетами с аэродрома, который американцы построят в Сибири. В Москву 46-летний Джексон Роджерс Тейт прибыл в самом начале января 1945 года. А уже спустя месяц познакомился с Зоей Федоровой. К тому моменту ее отношения с Эдвардом Йорком уже закончились, и она оказалась свободна для новой связи. А местом их первой встречи стал особняк НКИДа на Спиридоновке, где в феврале 45-го был устроен правительственный прием. Весьма удобное место для подобного рода встреч. Это знакомство чуть позже опишут в книге «Дочь адмирала» Виктория Федорова (дочь Зои) и Фрэнкл Гэскел. Причем опишут весьма своеобразно. Что имеется в виду? Читаем в книге: «…Она (Зоя. – Ф. Р) с удовольствием представила себе прием в доме на Спиридоновке. Это был настоящий дворец. Она запомнила его с прошлого года, когда там отмечали тот же праздник. Для артиста получить приглашение на такой прием считалось большой честью. А какая еда, какие напитки! Напитки ее заботили весьма мало, но вот еда! Вкусно поесть по нынешним временам дело первостепенной важности. Но и это не главное, главное – яркие, умные люди, которые там соберутся. Наиболее известные в своей области искусства. Вот они-то и интересовали Зою больше всего. В политике Зоя не разбиралась, да она ее и не занимала. Зоя чувствовала потребность в новых людях. Война принесла ей много горя, заставила замкнуться в себе. Она отняла у нее брата, потом Ивана и отца. И хотя она понимала, что смерть отца никак не связана с войной, тем не менее проявленная к нему жестокость невольно ставила и его в тот же ряд. Слишком долго она жила одной лишь работой – работа, несколько фотографий мужчин, которые ушли из ее жизни, и три могилы. Что ж, пришло время вернуться к жизни. Где-то глубоко внутри она уже чувствовала легкое возбуждение. Ощущение счастья было более естественным для нее состоянием души, и она готова была бороться, лишь бы вернуть его…» Что явствует из этого отрывка? Оказывается, Зоя Федорова во время войны много работала (как мы помним, в кино она почти не снималась и в основном выступала с концертными бригадами) и лишь изредка выбиралась на подобного рода рауты. А в феврале 1946 года якобы «пришло время вернуться к жизни». Однако на самом деле Зоя уже несколько лет как «вернулась к жизни» – с осени 1942 года, когда стала вхожа в американское и английские посольства в Москве и довольно часто стала бывать на подобного рода приемах, где передружилась со многими иностранцами. Поэтому тот прием на Спиридоновке был для нее не редким исключением (раз в год, как написано в «Дочери адмирала»), а одним из многих. Спрашивается: зачем авторам книги (а писалась она, кстати, со слов самой Зои Федоровой) вводить читателей в заблуждение? Видимо, для того, чтобы скрыть истинные мотивы появления там главной героини произведения и выдать ее встречу с Тейтом как случайную. Хотя в действительности все могло обстоять совершенно иначе, а именно: Зоя должна была обратить на себя внимание нового помощника военного атташе и познакомиться с ним. Читаем далее книгу «Дочь адмирала»: «Сдав в гардероб пальто и фуражку, Джек вошел в залу, оказавшуюся первой в анфиладе огромных зал с мраморными стенами и полами и множеством больших хрустальных люстр. В первой зале находился Молотов с супругой, через все пространство к ним тянулась длинная вереница гостей. Джек встал позади высокого мужчины во фраке и его жены в красном шелковом платье. Судя по их внешности и языку, на котором они говорили, решил Джек, они принадлежат к одной из скандинавских стран. Далеко впереди он разглядел посла Гарримана в строгом двубортном костюме. Ему показалось также – впрочем, без большой уверенности, – что он узнал Дмитрия Шостаковича. Человек был очень похож на того Шостаковича, которого он видел на концертных афишах. Больше никого из русских он не знал, хотя понимал, что этим вечером здесь соберется вся московская элита. Звуки голосов словно ударялись о мраморные стены и тут же отскакивали от них – в зале стоял оглушительный шум. В углу залы играл струнный квартет, но что именно они играли, не было слышно. Наконец Джек подошел к Молотовым. Мадам Молотова едва коснулась его руки своей пухленькой ручкой. Она улыбнулась, но не произнесла ни слова. Молотов, в те дни нарком иностранных дел, был крупным, широколицым. Джек не знал, что полагается делать в таких случаях: должен он пожать Молотову руку или нет? И решил предоставить инициативу хозяину. Бал давал он. Молотов слегка наклонил голову и произнес: „Добро пожаловать“. На его лице не появилось и следа улыбки. Глаза скользнули по эполетам Джека и тут же обратились к следующему гостю. Джек ответил по-русски: „Спасибо“, – и отошел… В залу вошли человек пять мужчин в военной форме. Они направлялись прямо к тому месту, где стоял Джек, и вдруг остановились на мгновение, как вкопанные, затем повернулись и быстро вышли из залы. Какое-то безумие, подумал Джек. Мы же союзники, а настоящего доверия между нами нет и в помине. Где бы он ни был, подобное ощущение не покидало его…» И снова прервем повествование для короткой ремарки, касающейся двух последних абзацев, которые явно высосаны из пальцы и написаны исключительно для того, чтобы ввести читателей в заблуждение относительно отношения советских людей (в том числе и военных, о которых идет речь в отрывке) к американским союзникам. В книге намеренно нагнетаются страсти на этот счет. Напомним, что речь идет о событиях февраля 1945 года. На тот момент СССР и США были союзниками по антигитлеровской коалиции, и хотя тайная война между спецслужбами этих государств не прекращалась ни на минуту, однако отношения между военными были дружескими. Ведь буквально в те же самые дни – 4-11 февраля 1945 года – в Ялте прошла очередная встреча Сталина, Рузвельта и Черчилля, где намечались контуры послевоенного мира. Так вот интригами там занимались скорее англичане, чем американцы: Черчилль пытался убедить Рузвельта тянуть время, чтобы война продолжалась весь 1945 год. При таком раскладе союзники продвинулись бы дальше в Европе. Сталин, в свою очередь, благодаря нашим связям с американцами и информации, которая была по линии спецслужб, знал, с какой позицией сам Рузвельт прибыл на эту конференцию. И поэтому отдал инициативу ведения дискуссии самой конференции президенту США. И даже сам предложил, чтобы Рузвельт председательствовал на этой конференции. Короче, в феврале 45-го не было повода у советских офицеров шарахаться от американца Тейта – такое поведение станет характерным чуть позже, несколько месяцев спустя. Читаем дальше «Дочь адмирала»: «…Джек уже собрался было перейти в другую залу, но тут в дверях показалась миниатюрная блондинка в темно-синем платье. Пятеро военных тут же подняли рюмки в ее честь. Она приняла их тост с явным удовольствием. Пока женщина шла к накрытому столу, Джек заметил, что многие гости оборачиваются ей вслед. Видно, какая-нибудь важная шишка, но в какой области – не определить. По виду, во всяком случае, не из мира политики. Новая гостья заинтересовала Джека. Он оглядел ее с ног до головы. Прекрасная фигура, изящная, в отличие от многих русских женщин, грациозная походка. Когда официант предложил ей водки, она лишь отрицательно покачала головой и взяла фужер с шампанским. Какой-то мужчина подошел к ней и, наклонившись, стал ей что-то нашептывать. Она улыбнулась, видимо, его слова не вызвали у нее интереса. Мужчина отошел. Зоя почувствовала, что кто-то смотрит на нее, и подняла глаза. Джек разглядел, что они зеленые, и это ему понравилось. Она вежливо улыбнулась ему и отвернулась. Джек уже собрался было подойти к незнакомке, но тут в зале неожиданно воцарилась тишина. Он увидел, что перед оркестром, подняв бокал, стоит мужчина в форме, весь увешанный орденами. Еще один тост. Русские осушили свои бокалы. Джек отхлебнул из своего… Джек… отправился на поиски незнакомки. Было в ней что-то удивительно трогательное. Она не выходила у него из головы, а подобного с ним уже давным-давно не случалось. Он был уверен, что она не покидала бальной залы, которая меж тем быстро заполнялась гостями по мере появления на столах еды. И какой еды! Обильная закуска – русские бутерброды необъятных размеров; огромные миски с черной икрой – казалось, будто это озера с чернильной водой; блюда с ростбифом, осетриной и фаршированной уткой; на подносах горы пирожков с мясом и сыром. Прекрасно одетые люди ринулись к накрытым столам, словно изголодавшиеся оборванцы. Чтобы избежать давки, Джек отступил в сторону и отправился дальше вдоль залы. Он обошел почти три четверти ее, прежде чем нашел свою незнакомку. Заслышав негромкий, мелодичный, словно колокольчик, смех, он обернулся. Поначалу он вообще не заметил женщину, только трех высоких дородных мужчин, стоявших полукругом. Но тут снова послышался смех, и, подойдя ближе, чтобы разглядеть, нет ли кого внутри полукруга, Джек увидел ее. Разговор велся на русском, и он решил подождать. Американец повернулся и направился к накрытому столу. Неужели он собрался уходить? Ей не хотелось, чтобы он уходил Она лучезарно улыбнулась окружавшим ее мужчинам: – А теперь мне придется покинуть вас, мои славные герои. Я не знаю, почему меня пригласили на этот роскошный прием, но убеждена, что вовсе не для того, чтобы всецело посвятить себя только вам троим. Как бы приятно ни было мне ваше общество. Насколько я понимаю, нам, дамам, полагается следить за тем, чтобы никто из гостей не скучал, и занимать их. Что им оставалось делать? Отсалютовав ей поднятыми бокалами, мужчины отошли в сторонку. Зоя направилась к столу и протянула пустой бокал официанту, разливавшему шампанское. Американец стоял чуть поодаль от стола. Зоя повернулась к нему. Он не сводил с нее глаз. Она улыбнулась, и он шагнул ей навстречу. – Хеллоу! Зоя кивнула: – Халло! – Меня зовут Джексон Роджерс Тейт. Капитан. Военноморской флот. У него славная улыбка, подумала она. Очень подходит к его щенячьим глазам. Но что он такое сказал? Если бы только он говорил чуть помедленнее! Она одарила его чарующей улыбкой. Никакого эффекта. Казалось, он явно озадачен. – Я сказал, меня зовут Джексон Роджерс Тейт. А вас? Только теперь она поняла, о чем он спрашивает. – Зоя Алексеевна Федорова. – И рассмеялась. Теперь пришла его очередь смущаться. – Зой-я, Зой-я, – попытался повторить он, и она одобрительно закивала головой. Но как же он назвал себя? – Пожалуйста, повторите ваше имя. – Джек-сон. Джек-сон, или Джек, если вам… Она жестом остановила его: – Джексон, правильно? Он взял протянутую руку и тут же почувствовал глубокое волнение. Такая маленькая, такая нежная, такая мягкая. Ей показалось, ее рука попала в плен, однако в этом плену она чувствовала себя спокойно и уверенно. – Вы говорите по-английски? – спросил он. – Чуть-чуть, – ответила она. – А вы говорите по-русски? – Чуть-чуть. Джек обвел рукой залу. Она утвердительно кивнула. Он предложил ей руку, но она лишь грустно улыбнулась и покачала головой. Не слишком удачная мысль. Он понял. Они медленно пошли вместе, переходя из одной переполненной залы в другую. Время от времени кто-то останавливался поговорить с Зоей… – Вы певица? – спросил Джек. – Актриса. Кино. Ее слова, похоже, произвели на него впечатление. Зоя обрадовалась, что он никогда не видел ее раньше. Значит, она заинтересовала его не как киноактриса, а как женщина. Как жаль, размышлял Джек, что они лишены возможности поговорить по-настоящему, тем более просто поболтать. Что ж, ничего не поделаешь, остается лишь рискнуть в надежде, что она проявляет к нему столь же искренний интерес, как он к ней. – Вы живете в Москве? Она не поняла. Тогда он по-другому построил вопрос. – Ваш дом… Москва? – Да. Он глубоко вздохнул Они почти полностью завершили круг по зале, и у него не было ни малейшего желания снова начинать его. Слишком уж большая толчея. – Ваш муж тоже здесь? Я бы с удовольствием познакомился с ним. Она не поняла ни слова. Он соединил колечком два пальца и продел в него палец, на котором положено быть обручальному кольцу. Она рассмеялась. – Не замужем. А вы? – Разошелся. Она не знала этого слова. Он попытался объяснить. – Не хотим вместе. Разведусь, когда приеду домой. Она кивнула с видимым удовольствием. Они молча посмотрели друг на друга, без слов понимая, что между ними возникло что-то значительное. – А теперь я пойду. – Зоя улыбнулась с наигранной грустью. Не может ли он проводить ее домой, спросил Джек. Зоя покачала головой. Ей нужно время как следует подумать об этом американце. В том, что он ей нравится, нет никаких сомнений, но не следует забывать об опасности, грозящей ей, если их увидят вместе. Джек проводил ее в вестибюль. Помог надеть пальто и ботики. Она протянула ему руку. Он принял ее. Они обменялись долгим взглядом. Затем она повернулась уходить. – Зоя! Она остановилась и обернулась к нему. Джек достал записную книжку и ручку. – Как я найду вас? Я хочу снова вас увидеть. Она, видимо, не поняла, что он сказал. – У вас есть телефон? Какой ваш номер? – Джек приложил руку к уху, словно телефонную трубку, и сделал вид, что набирает номер.	Let us pay attention to the following lines of this letter: “In the party organization, there used to be cases, I was accused of some kind of connection. I knew that the NKVD could help me only as a last resort and that the party knew about it. It was difficult for me, but I was proud that I was kind of participating in a war with enemies and that the party knew about it ... ”It is likely that Agent Zephyr also experienced similar feelings more than once when he was forced to come into close contact with the same foreigners who were perceived by the majority of Soviet people as enemies of the Soviet system. And the NKVD could not always come to the aid of its agent, since in this case it could be followed by deconspiracy. Therefore, when the same cinema authorities put sticks in the wheels of Zoya Fedorova and “rolled” her with some roles, the NKVD could not intervene in this situation for the reason mentioned. Who is Vera Inber, who opened the “anti-Soviet salon” in Moscow? This is Odessa Jewess, who began her literary journey on the field of poetry before the revolution, during her stay in Paris and Zurich (1910–1914). By the way, after the victory of the Bolsheviks, Inber, having moved to Moscow, became a journalist and continued to travel abroad often: only in 19241926 she visited Paris, Brussels, Berlin - the city where white emigration concentrated. Which suggests that Inber could well carry out confidential instructions of the OGPU. Here is the opportunity to have a secular salon (O. Voytinskaya writes about it in his letter) at his Moscow apartment in Kamergersky Lane, also from the same number of assumptions - such salons in the USSR existed under the “cap” of the Chekists. But Voitinskaya might not have known about this, hence her indignation at the anti-Soviet nature of this salon. Such establishments were a kind of mini-trusts (similar to Operation Trust), which served as baits for the intelligentsia, with the help of which the Chekists monitored the mood in this environment and identified unreliable persons. A similar salon existed in the apartment of Zoya Fedorova at the address: Gorky street, house 17, apartment 59. In such salons, its participants not only communicated, having conversations on various topics, but also made intimate relationships with each other, since it was hard to find a better place for such relations. To the gramophone music, in the twilight, and even knocking over a few glasses of champagne, this kind of rapprochement occurred naturally. It was well known to anyone, and to the Chekists, since back in 1931 the Special Lenin Technical School of the GPU was opened in the Moscow Region. It had two divisions: male and female. A little later, on the slang of the cadets there, they will be called Crow's Slobodka (men - Crows) and Swallow's Nest (women - Swallows). In this institution, future agents were specially trained in the technique of using sexual traps, and this particular course was the most important part of their preparation. Cadets received extensive information about sexual morals in the countries where they had to act. In order to master the specifics of sexual behavior, they looked at a lot of literature, starting from the Indian “Kama Sutra” and ending with porn pictures (a little later, this course will also include watching porn films from different countries). In addition, cadets were taught the technique of owning their body and feelings in a sexual setting. They were taught the most diverse techniques of seduction. According to legend, the future super-agents of the NKVD, Richard Sorge and Nikolai Kuznetsov, studied at this school. Unfortunately, the names of cadets from the Swallow's Nest faculty are still kept secret. However, information about one "swallow" leaked - about Lydia K., who, being a KGB colonel, headed a similar school in an abandoned town Verkhona near Kazan. At the very beginning of the fifties, Lydia agentsuril in Germany, in Frankfurt, where she opened a luxurious beauty and massage salon in the central part of the city. Lydia recruited the most beautiful local girls and paid well to use as high-class prostitutes who worked with wealthy clients: diplomats, politicians, businessmen, and journalists. All their actions and conversations in bed were recorded on video and audio tapes, which were then smuggled to the GDR for processing. Then they were used either immediately to blackmail the victims in order to obtain secret information from them, or stored for the future, until the right moment. In Germany, Lydia worked until mid In 1965, having managed to bring a lot of benefits to the KGB in a decade and a half, recruiting dozens of valuable agents on compromising evidence. Her last recruitment was an American, Glen Rohrer, an employee of the CIA Training and Operations Center in Oberurzel (ten miles from the city of Outwardly). Having become a regular at Lydia’s salon, he began working for the KGB, issuing an impressive intelligence network with many names and addresses. But in August 1965, the CIA suspected him of treason, after which in Moscow it was decided to withdraw both Lydia and Glen from the Federal Republic of Germany. After returning to their homeland, Lydia was awarded the rank of colonel and appointed director of the school in Verkhonoye. Boys and girls in this institution were selected from all over the Soviet Union. Moreover, in the first place, their past was carefully studied and political security checked. Beauty was the main qualification quality, but no less attention was paid to intelligence and acting abilities. And if the future cadet also knew some of the European languages, then this increased his chances of being enrolled in the Verkhonoy school. Studying there was considered prestigious because it allowed graduates to meet with foreigners and travel abroad. One of the most important subjects in the school was a course of sexual seduction. We read in one of the materials about a school of this type: “... Defector Alexander Demidov conveyed to the intelligence officers in every detail a picture of life in the Lenin Technical School. The son of a Czech army officer Demidov was selected because he spoke fluent Russian, and his mother was born in Moscow. He was sent to a spy school in 1966 and recalled that the uniform consisted of wide trousers, sweaters and sneakers. “No one bore the insignia, but we obeyed the strictest discipline. Classes were usually held with a class of about thirty people, but there were smaller groups for special courses. From time to time, an instructor was sent from Moscow for special and top secret trainings. The main course included politics, economics, criminology, cryptography, photography and methods of establishing and maintaining contact with a resident " Students were constantly emphasized with the sinister nature of their future profession. “Lectures were divided into two categories:“ clean ”and“ dirty ”work,” Demidov recalled. - Net work included recruitment methods for people who wanted to work for the Soviet Union for ideological reasons. Dirty work included bribery, extortion, and blackmail. We were shown how to set up sex traps and get incriminating material. ” After lectures on dirty work, students put theory into practice. Although they were primarily to use professional “swallows” and “ravens” to organize traps, young men and women were required to use their own bodies if necessary. “First of all, men were ordered to sleep with their girlfriends in dormitories so that they they could be freed from sexual prohibitions.Then they were ordered to engage in homosexual acts with each other.There was no intention to make them homosexuals, which would be psychologically impossible, but it was necessary to expand x sexual horizons, if I may say so. If they were participants in an orgy during their lifetime in the West, they would have to deal with people of both sexes. If, in their opinion, a Western man could be blackmailed after "as he would have sexual intercourse with the agent, they would have to overcome possible disgust and sleep with him. At all stages of training it was emphasized that any work that would benefit the Soviet Union should be done." Demidov recalled that “students often felt discontent during their studies, but ultimately they overcame their weakness“ ... ”. But back to Zoe Fedorova and the events of the mid forties. After foreign diplomatic missions returned from Kuybyshev to Moscow in 1943, all kinds of events were held again, which were constantly attended by representatives of the Soviet elite, including the creative intelligentsia. Famous actresses played an important role among them. However, most of them visited the embassies only occasionally, on occasion, but there were those who, as they say, “spent the night and spent the night” there. That is, he was a regular in foreign diplomatic missions. Such an actress was Zoya Fedorova, who mainly visited the American and English embassies, but, for example, her colleague Tatyana Okunevskaya most often visited the embassies of the socialist countries - Yugoslav (she had a lover there - Ambassador Vlado Popovich), Hungarian, Bulgarian. The regulars of the American and English embassy in the mid-forties were several more women: actress Marina Figner (the one who was married to the pilot Rafail Kaprelyan, but at the end of the war they divorced), singer Julia Zapolskaya (she graduated from the Gnesinka and at one time sang in the orchestras of L Utesova and K. Smirnov-Sokolsky, then performed in the Moscow movie theater "Repeat film") and others. By the way, they [next 5000] Of these women, several Americans will choose their wives. We are talking about journalist Henry Shapiro (married the daughter of a professor at Moscow State University), economic adviser to the US ambassador Tome Whitney (since 1944 he will become an Associated Press journalist and fall in love with Yulia Zapolskaya), journalists Gilmore and Steiger. Finally, the assistant naval attache, Jackson Tate, is inflamed with a passion for the heroine of our story - Zoe Fedorova. Tate was born on October 15, 1898 and began his naval career as an ordinary soldier - during the First World War he was enlisted in the Navy, where he became one of the first naval aviators. And in 1919 he first came to Russia - went to Admiral Kolchak, whom he met in America, at a lecture given by the admiral for the young military. Tate's goal was pragmatic: he wanted to help the former polar explorer, who became the supreme ruler, adjust his line in favor of a balanced Western democracy. However, Tate did not get to Admiral - the Bolsheviks had already shot him. In this story, one thing is interesting - according to whose assignment, the 21-year-old Tate went to Kolchak with an intelligence mission? In 1923, as a lieutenant, Tate became a pilot of the squadron and commanded the third squadron of torpedo bombers at the naval and air base in Panama. From there he moved to the first fighter aviation squadron based on the Saratoga, and was then transferred to Pensacola as the training squadron commander. Over the years of service, he got a wife - Hilda Avery, who gave birth to his daughter Jacqueline. In the early thirties, Tate took part in the filming of "Infernal Drivers", showing a series of aerobatics on an airplane. On the set, he met Hollywood stars: Clark Gable and his wife Carol Lombard, as well as Lucille Ball, Daisy Arnats and others. By that time, Tate had already divorced his first wife and got a new one - Helen Harris. She was a widow with four children in her arms. In those years, Tate served as commander of an air group based on board the Yorktown, then was sent to Alaska with the task of re-equipping a naval base in the port of Sitka. And when the Second World War began, he was instructed to overtake the Altamaha aircraft carrier (“leaky canoe” in the language of the Creek Indians), in the southern Pacific Ocean. A year later, Captain Tate returned to his homeland, but soon sailed from San Diego to Karachi (India) with R-51 aircraft on board. By this time he was already in the rank of captain. He took part in military operations off the islands of Guadalcanal and Tarava. Then his marriage with Helen broke up. In 1944, Tate was returned to the States, where he took the post of deputy head of the training base in the port of Corpus Christi, Texas. However, he did not want to sit out in the rear, and he began to look for opportunities to return to the front line again. To do this, he had to use his connections in naval intelligence. Tate flew to Washington, where he met with his friend - former pilot Paul Foster, who was a close associate of the then US President F. Roosevelt. As a result of this meeting, Tate received a new appointment - to Moscow, assistant military attache of the US Embassy. He was appointed naval representative for a special military mission in Moscow, led by General John Dean and codenamed Operation Milestone. Its goal was to conduct bombing of Japan by American aircraft from the airfield, which the Americans will build in Siberia. The 46-year-old Jackson Rogers Tate arrived in Moscow at the very beginning of January 1945. And a month later he met Zoya Fedorova. By that time, her relationship with Edward York had ended, and she was free for a new connection. And the place of their first meeting was the NKID mansion on Spiridonovka, where in February 45th a government reception was arranged. A very convenient place for this kind of meeting. This acquaintance will be described later in the book “Admiral's Daughter” by Victoria Fedorova (daughter of Zoe) and Frankl Gaskell. And they will describe it in a very peculiar way. What is meant? We read in the book: “... She (Zoya. - F. R) was pleased to imagine a reception in the house on Spiridonovka. It was a real palace. She remembered him from last year, when the same holiday was celebrated there. For the artist to receive an invitation to such a reception was considered a great honor. And what food, what drinks! Her drinks cared very little, but here's the food! Tasty food in modern times is of paramount importance. But this is not the main thing, the main thing is the bright, smart people who will gather there. The most famous in their field of art. So it was they who were most interested in Zoe. Zoe did not understand politics, and she did not occupy her. Zoe felt the need for new people. The war brought her a lot of grief, forced her to withdraw into herself. She took away her brother, then Ivan and father. And although she understood that the death of her father was in no way connected with the war, nevertheless the cruelty shown to him involuntarily put him in the same row. For too long she lived by work alone - work, several photographs of [next 5000] dinners that have left her life, and three graves. Well, it's time to come back to life. Somewhere deep inside, she already felt a slight excitement. The feeling of happiness was a more natural state of mind for her, and she was ready to fight to bring him back ... " What is apparent from this passage? It turns out that Zoya Fedorova worked a lot during the war (as we recall, she almost did not act in films and mainly performed with concert bands) and only occasionally got out for such events. And in February 1946, allegedly, "the time has come to return to life." However, in fact, Zoya had already “returned to life” for several years — since the fall of 1942, when she became a member of the American and English embassies in Moscow and quite often began to attend such receptions, where she became friends with many foreigners. Therefore, that reception at Spiridonovka was not a rare exception for her (once a year, as it is written in the Admiral’s Daughters), but one of many. The question is: why did the authors of the book (and it was written, by the way, from the words of Zoya Fedorova herself) mislead readers? Apparently, in order to hide the true motives for the appearance of the main character of the work there and to give out her meeting with Tate as an accident. Although in reality everything could have been completely different, namely: Zoe had to draw the attention of a new assistant military attache and get to know him. We read further the book “Admiral's Daughter”: “Having handed over a coat and a cap to his wardrobe, Jack entered the hall, which turned out to be the first in the enfilade of huge halls with marble walls and floors and many large crystal chandeliers. In the first room there was Molotov with his wife, a long string of guests stretched towards them through the whole space. Jack stood behind a tall man in a tailcoat and his wife in a red silk dress. Judging by their appearance and the language they spoke, Jack decided, they belong to one of the Scandinavian countries. Far ahead, he saw Ambassador Harriman in a strict double-breasted suit. It also seemed to him - though without much confidence - that he recognized Dmitry Shostakovich. The man was very similar to that Shostakovich whom he saw on concert posters. He did not know any other Russians, although he understood that the whole Moscow elite would gather here tonight. The sounds of voices seemed to hit the marble walls and immediately bounced off them - there was a deafening noise in the hall. A string quartet was playing in the corner of the hall, but what exactly they played was not heard. Finally, Jack approached the Molotovs. Madame Molotova barely touched his hand with her chubby handle. She smiled, but did not utter a word. Molotov, in those days the people's commissar of foreign affairs, was large, broad-faced. Jack did not know what he was supposed to do in such cases: should he shake Molotov's hand or not? And he decided to give the initiative to the owner. He gave the ball. Molotov bowed his head slightly and said: “Welcome.” There was no trace of a smile on his face. Eyes glided over Jack's epaulettes and immediately turned to the next guest. Jack answered in Russian: “Thank you,” and walked away ... Five men in military uniforms entered the hall. They were heading straight to the place where Jack was standing, and suddenly stopped for a moment, as if rooted to the spot, then turned and quickly left the hall. Some kind of madness, Jack thought. We are allies, but there is no real trust between us. Wherever he was, such a feeling did not leave him ... " And again, we will interrupt the narrative for a short remark concerning the last two paragraphs, which are clearly sucked out and written solely to mislead readers about the attitude of Soviet people (including the military, referred to in the passage) to the American allies . Passions are deliberately instigated in this book. Recall that we are talking about the events of February 1945. At that time, the USSR and the USA were allies in the anti-Hitler coalition, and although the secret war between the special services of these states did not stop for a minute, the relations between the military were friendly. Indeed, literally on the same days - February 4-11, 1945 - the next meeting of Stalin, Roosevelt and Churchill took place in Yalta, where the outlines of the post-war world were outlined. So, the British rather than the Americans were engaged in intrigues there: Churchill tried to convince Roosevelt to delay the time so that the war would continue throughout 1945. In this situation, the Allies would advance further in Europe. Stalin, in turn, thanks to our relations with the Americans and the information that was provided by the special services, knew with what position Roosevelt himself arrived at this conference. And so he gave the initiative to lead the discussion of the conference to the US president. And even he himself suggested that Roosevelt preside at this conference. In short, in February of the 45th, there was no reason for Soviet officers to shy away from American Tate - this behavior will become characteristic a little later, a few months later. We read further “Admiral’s daughter”: “... Jack was about to go to another room, but then a miniature blonde in dark blue appeared at the door [next 5000] eat a dress. Five soldiers immediately lifted glasses in her honor. She accepted their toast with obvious pleasure. As the woman walked toward the table, Jack noticed that many guests turned around after her. It can be seen some important lump, but in what area - can not be determined. In appearance, in any case, not from the world of politics. The new guest interested Jack. He looked her up and down. A beautiful figure, graceful, unlike many Russian women, a graceful gait. When the waiter offered her vodka, she only shook her head and took a glass of champagne. A man approached her and, bending over, began to whisper something to her. She smiled, apparently his words did not arouse her interest. The man walked away. Zoe felt that someone was looking at her, and looked up. Jack saw that they were green, and he liked it. She smiled politely at him and turned away. Jack was about to approach the stranger, but suddenly silence reigned in the hall. He saw that in front of the orchestra, raising a glass, stood a man in uniform, all hung with orders. Another toast. The Russians drained their glasses. Jack took a sip from his ... Jack ... went in search of a stranger. There was something surprisingly touching in her. She did not go out of his head, and something like this had not happened to him a long time ago. He was sure that she did not leave the ballroom, which, meanwhile, was quickly filled with guests as food appeared on the tables. And what a meal! Ample snack - Russian sandwiches of immense size; huge bowls with black caviar - it seemed as if they were lakes with inked water; dishes with roast beef, sturgeon and stuffed duck; on trays of mountain pies with meat and cheese. Beautifully dressed people rushed to the set tables, as if starving ragged. To avoid a crush, Jack stepped aside and went further along the hall. He went around almost three quarters of her before he found his stranger. Hearing a laughter, melodious, like a bell, laughter, he turned around. At first, he did not notice a woman at all, only three tall, burly men standing in a semicircle. But then laughter was heard again, and going closer to see if there were anyone inside the semicircle, Jack saw her. The conversation was conducted in Russian, and he decided to wait. The American turned and headed for the table. Was he about to leave? She didn’t want him to leave. She smiled radiantly at the men around her: “And now I have to leave you, my glorious heroes.” I don’t know why I was invited to this magnificent reception, but I am convinced that it’s not at all in order to devote myself entirely to the three of you. No matter how nice your company may be to me. As I understand it, we ladies are supposed to ensure that none of the guests get bored and occupy them. What could they do? Saluting her with raised glasses, the men stepped aside. Zoe went to the table and handed the empty glass to the waiter pouring champagne. The American stood a little off the table. Zoe turned to him. He did not take his eyes off her. She smiled, and he stepped forward to meet her. - Hello! Zoe nodded. - Hallo! - My name is Jackson Rogers Tate. Captain. Navy. He has a glorious smile, she thought. Very suitable for his puppy eyes. But what did he say? If only he would speak a little slower! She gave him a bewitching smile. No effect. He seemed obviously puzzled. “I said my name is Jackson Rogers Tate.” And you? Only now did she understand what he was asking. - Zoya Alekseevna Fedorova. - And she laughed. Now it was his turn to be embarrassed. “Zoya, Zoya,” he tried to repeat, and she nodded her head approvingly. But what did he call himself? - Please repeat your name. - Jack sleep. Jackson, or Jack, if you ... She stopped him with a gesture: - Jackson, right? He took an outstretched hand and immediately felt a deep excitement. So small, so tender, so soft. It seemed to her that her hand was captured, but in this captivity she felt calm and confident. - Do you speak English? - he asked. “A little bit,” she answered. - Do you speak russian? - A little bit. Jack waved a hand around the room. She nodded in the affirmative. He offered her a hand, but she only smiled sadly and shook her head. Not a very good idea. He understood. They walked slowly together, moving from one crowded room to another. From time to time, someone stopped talking with Zoe ... - You are a singer? - asked Jack. - Actress. Movie. Her words seemed to impress him. Zoe was glad that he had never seen her before. So, she was interested in him not as a film actress, but as a woman. What a pity, Jack mused, that they were deprived of the opportunity to talk for real, all the more so just to chat. Well, nothing can be done, it remains only to take a chance in the hope that she shows him as sincere interest as he does to her. - You live in Moscow? She didn’t get it. Then he built the question differently. - Your home ... Moscow? - Yes. He took a deep breath. They almost [next 5000] Completely completed the circle around the hall, and he did not have the slightest desire to start it again. Too big crush. “Is your husband here too?” I would love to meet him. She did not understand a word. He connected two fingers with a ring and put a finger into it, on which a wedding ring is supposed to be. She laughed. - Single. And you? - I got it. She did not know the word. He tried to explain. - We do not want together. Divorced when I get home. She nodded with apparent pleasure. They silently looked at each other, without a word realizing that something significant had arisen between them. “And now I will go.” - Zoe smiled with simulated sadness. Could he take her home, Jack asked. Zoe shook her head. She needs time to think carefully about this American. There is no doubt that she likes him, but one should not forget about the danger that threatens her if they are seen together. Jack led her into the lobby. He helped put on a coat and boots. She held out her hand. He accepted her. They exchanged a long look. Then she turned to leave. - Zoe! She stopped and turned to him. Jack pulled out a notebook and pen. “How will I find you?” I want to see you again. She apparently did not understand what he said. - Do you have a phone? What is your number? - Jack put his hand to his ear, like a telephone receiver, and pretended to be dialing a number.